18 июня 2019 года Ярослав Фокин похитил свою экс-жену Елену Рухляда: он проник в ее квартиру, избил нынешнего молодого человека Елены, связал обоих, угрожая ножом. Затолкал девушку в хоккейную сумку и увез ее на угнанной машине. На следующий день мужчину задержали и арестовали. Фокин — бывший сотрудник ОМОН и спецназа ГРУ.
Суд признал его виновным в совершении преступлений по ч. 2 ст. 139 УК РФ (незаконное проникновение в жилище с применением насилия), п. «г» ч. 2 ст. 127 УК РФ (незаконное лишение человека свободы, не связанное с его похищением, с применением оружия), ч. 4 ст. 166 УК РФ (неправомерное завладение автомобилем), ч. 1 ст. 119 УК РФ (угроза убийством). Его приговорили к четырем с половиной годам колонии строгого режима. Спустя два года Фокин подал кассационную жалобу на приговор. 1 сентября состоится заседание суда.
2019 год, март. Мне надо на тренировку, бегу с Ваней забрать Светослава из детского садика (у Елены двое детей, Ване 8 лет, Светославу 6 — прим. Тайги.инфо). А у ворот стоит Ярик. Кучу гадостей мне наговорил. И вроде все, развернулся и пошел прочь. Но остановился: «А хотя, погоди, дай я тебе хоть нос сломаю». И просто мне лбом со всего размаху, но попал не в нос, а в лоб. У меня слезы на глазах, шишка на лбу. Ваня — в крик.
«Я тебя убью, и медленно», — говорит. У меня до сих пор эти слова в ушах звучат. На тренировку я не попала — съездила в больницу, сняли побои. Заявление [в полицию] написано — и ничего, никаких действий. Абсолютно безнаказанный человек.
После этого я долго его не видела — 3,5 месяца. А потом он меня похитил. Я думала, он приехал осуществлять то, что сказал.
Я жила в общежитии Новосибирского аграрного госуниверситета (НГАУ). Ярик, увидев мое фото в спорткомплексе, захотел познакомиться. Узнал, в какой комнате я живу. Открываю я как-то дверь, чтобы выйти, а там он стоит. Не стучал, ничего. И молчит.
Стал потом сюда ко мне ходить. Я не придавала значения его ухаживаниям, он был не в моем вкусе. Но на мотоцикле с ним покататься согласилась.
Потом у меня наступил такой период: с учебой проблемы, с парнем своим рассталась. Лежу в комнате и думаю: «Господи, пошли мне мужика нормального». И тут Ярик открывает дверь. Я думаю: «Неет, ну нет». Он, кстати, никогда не стучал, приходил, когда вздумается.
Потом я затеяла ремонт — и он вызвался помогать. В процессе общения узнала человека ближе: вроде такой он весь положительный, адекватный, готовый всегда прийти на помощь. Заботливый: когда холодно, кофточку на тебя накинет, обязательно спросит, кушала ли я (но это такая забота, которая впоследствии оборачивается жестким контролем). Он хотел дом построить, и я видела, что у него руки из нужного места растут. Как-то прониклась я всем этим. Мне к тому времени уже хотелось семью, 26 лет — я так набегалась, что уже никакие спортивные сборы и старты не нужны были.
Съездили вместе с ним в Киргизию: у него был отпуск, а у меня сборы. Ярик поехал к моему папе знакомиться, не спросив меня. И вот так до него еще никто не делал: человек просто нахрапом берет, что ему надо. Тогда казалось, что за ним будешь, как за каменной стеной. К тому же не пьющий, не курящий, спортивного телосложения, здоровый мужик. Папе понравился.
Поженились мы в 2013 году — я уже была беременная Ваней.
Первые странности у него начались как раз после той самой поездки в Киргизию. Присылает мне как-то сообщение: «Я сюда больше не приду». На звонки не отвечает — я переживаю. А по сути это манипуляции были. Потом он мне сам написал: «Извини меня, я всегда все порчу».
И так было постоянно. Пропадал — появлялся — снова пропадал. Говорил мне: ты то не так делаешь, это не так. Но при этом сохранял нежность, «заботушку». Мама мне твердила: «Лена, с настоящим мужиком надо уметь общаться».
Родился Ваня. Когда ему было три месяца, в один из вечеров я хотела пойти побегать. Ванюшка спит. А у Ярика компьютерная игра не пошла, и было видно, что нервничает. Недалеко убежала я от дома, развернулась обратно — как-то неспокойно было на душе. И как раз успела во дворе застать Ярика с ребенком и рюкзаком в руках. Он собрал все Ванины вещи. «А ты куда?» — говорю. «В гости». А ничего, что Ване три месяца? Меня тогда хорошо тряхануло.
Сначала мы жили в Искитиме, а потом переехали на съемную квартиру в Новосибирске. У него появилось несколько женщин. На мой компьютер установил свой скайп, туда эти женщины свои обнаженные фотки присылали. Как-то раз приходит сообщение от одной из них: «Я тебя люблю». Пишу ему, мол, тебя тут любят, а он: «Не обращай внимания, ты у меня одна». И пропал на три дня. Видимо, чтобы я намучилась. Я даже папу просила приехать ко мне, потому что хотела выйти в окно от этих эмоциональных «качелей». Ярик пришел обратно, когда я уже была готова ему простить все. В эти моменты он становился «адекватным». На какое-то время все налаживалось. А потом он находил повод, чтобы снова вспылить и убежать из дома.
Со временем отношения накалились. Он начал руку [на меня] поднимать. Когда пошел к очередной своей хорошей знакомой, я ему написала смс: «К ней пошел?» Он вернулся и телефоном, который держал в руке, несколько раз ударил меня по голове. А я тогда была уже беременная Светославом. Поставил передо мной табуретку, дал листок. Пиши, говорит, на меня заявление, вызывай полицию. Я позвонила туда, плачущим голосом просила помощи, а мне ответили: «Женщина, я вас не понимаю», и трубку положили.
Его могло вывести из равновесия что угодно. Мог психануть: купил пакет молока, если я его не выпивала за вечер, орал «Кому я это покупаю?» и выливал его в раковину. Когда детей нет, он мог что угодно со мной делать. То прольет горячий чай мне на ногу, или наденет на мою голову арбуз — для него это было смешно. Разбивал мне телефоны, кидал в меня чем-нибудь. Компьютер мой разбил.
Однажды Ярик инсценировал самоубийство: поставил себе в вену катетер и пускал в ванну кровь. Мол, посмотри, до чего ты меня довела. Эти выходки меня уже не трогали, я привыкла ко всему. Так и оставил ванну с водой и кровью, зная, что в любой момент туда могут зайти дети.
А вот случай в детской. Ярик из каната делает виселицу. Ваня рот раскрыл и спрашивает: «А что такое папа делает?» Я говорю: «Играет…» Хотя, понятно, что этот «перформанс» рассчитан на меня.
Он закрывал меня дома одну, не пускал на тренировки. Когда был в ярости, избивал — и всегда бил по тем местам, где не видно: в основном, по голове.
Убегаешь на тренировку, через час возвращаешься и крестишься — хоть бы он был в хорошем настроении. За час могло случиться все, что угодно. Он менял свои решения за секунды.
Даже когда я была беременная, постоянно заставлял меня нервничать. Мне все время с ним было неспокойно — как на вулкане сидишь. Боишься голову лишний раз повернуть.
Я долго не могла от него уйти, потому что эмоционально была зависима от этих отношений. Потом родился Светослав. Я думала, это укрепит семью! У меня такой кисель вместо мозгов был. Но в какой-то момент включилась осознанность: я поняла, что этот ужас никогда не закончится. Что это он такой, а не я какая-то кривая, или что-то делаю не так. У меня не было к нему любви, а был просто страх.
А когда он в нормальном состоянии, говорил: «Ты мне тресни хорошенько, дай отпор». Ага, отпор — бойцу спецназа. Я ему один раз попыталась треснуть — пощечину влепила. Так он скрутил меня так, что сломал мне ухо — оно черное было. Потом еще подушку сверху положил на голову. Ребятишки в этот момент купались в ванной, Ваня услышал возню — он очень тревожный у меня. И как заорет из ванной. Это меня спасло.
Откуда столько агрессии? Я считаю, что это воспитание, все идет из семьи. В горячих точках он не был. Но на службе нахватался: знает, как применить оружие, как спрятаться, как быть бесшумным, как обойти закон. И самое страшное — у него есть ощущение вседозволенности.
Как с ним развестись, я не знала. Человек опасен, неадекватен. И в один прекрасный день он вдруг предложил: «Давай разведемся». Я, конечно, сделала вид, что не хочу: ты что, зачем? Нет, говорит, подавай на развод. И я, не веря своему счастью, пошла и подала документы. Назначили дату суда — 11 марта 2016-го. А перед судом он позвонил моей тете: «Скажите Лене, чтобы она отказалась от развода». Тетя не стала мне ничего говорить.
Все, развелись. Вечером в этот же день собираюсь на соревнования в Шерегеш на два дня. Накануне перед поездкой спрашивала его: «Ты будешь сидеть с ребятишками?» Он сказал, что нет, и я отвезла их к маме. Уехала — звонит: «А где дети?» Ну, ты же не захотел с ними сидеть, говорю. Потом он собрал мои вещи, кубки, медали — и зачем-то увез все к моим родителям. Когда вернулась с Шерегеша, он меня за шкирку спустил по лестнице с седьмого этажа. Злой был. Я тогда заняла второе место на гонке, а ему не сказала — его это задело.
Уже после развода я познакомилась на соревнованиях в Актру с хорошим парнем. И вцепилась в него, как в спасение. Он жил в другом городе — поехала к нему. Ярик звонит и говорит: «А я все твои вещи выброшу». Сказано — сделано. Я лишилась абсолютно всех своих вещей. Он выкинул мои кроссовки, даже документы — свидетельство о рождении детей, мой загранпаспорт. Я, говорит, хочу, чтобы ты почувствовала, как это тяжело все терять. С вещами мне потом помогали всем миром. Документы постепенно восстановила.
Однажды он ворвался ночью ко мне домой. У нас окна на балконе не закрывались, когда Ярик здесь жил, он ручки на балконной двери сломал. Ночь, и мне не спится, смотрю на стену — и в свете фонарей вижу ноги. Он спустился с 11 этажа на альпинистском снаряжении. Я позвонила охраннику с нашего двора — приехала целая группа захвата. Они его сняли с веревки. И ничего ему потом не было [за то, что проник в квартиру], — он ведь муж, хоть и бывший. Тут его дети же…
Мой парень Макс встретил меня в аэропорту. Поздний вечер, мы в моей квартире, ложимся спать — и тут вырубается свет. Ну, это в стиле Ярика. Не пошла смотреть. Утром в 8:30 выхожу из дома, дверь открываю — а там его [Ярика] морда. Нож в одной руке, кулак в другой. И на Макса налетает. Ударил его. Забрал у Макса ключи от машины. И начал связывать — сначала его, потом меня. Меня стало колотить. Макс говорит: «Не бойся». А мне страшно, я даже слова сказать не могу.
Потом он меня [связанную] вытащил в прихожую, достал из подсобки под счетчиками огромную хоккейную сумку. Погрузил меня в сумку — у меня началась паника, мне не хватало кислорода. Пытался меня в багажник засунуть. То ли сумка не влезла, то ли что — переложил на заднее сиденье. Сел [за руль] и очень быстро поехал — так, что машина подпрыгивала на кочках. Я грызла скотч. Думала, что он приехал меня убить — медленно, как и обещал.
Зарулил в лес — там уже стояла лодка у реки. На берегу разрезал скотч и завязал вокруг моей ноги какой-то тросик. Сели в лодку и поплыли. Первые несколько часов мы не разговаривали. Лежишь и молчишь, как бы не сказать лишнего. А он расслабился, начал цветочки у берегов рвать и мне дарить.
Убежать я от него не могла, он бы меня быстро догнал. Я понимала, что любым своим действием могу вызвать агрессию. Причалили к берегу, идем в магазин. И никому не сообщить. Если б встретился военный какой… Что женщина продавец может против подготовленного бойца? Да ничего. Ну и все, продукты взял. Поплыли дальше. Переночевали на каком-то острове.
Утром мы оказались в Бибихе. Там меня увидела Оля (моя знакомая) — она сообщила в полицию. Ярика задержали, когда он оставил меня на остановке и отошел в магазин.
«Мама, я на тренировку!» — Ваня закрывает за собой дверь.
«Светослав, иди поиграй на детской площадке», — просит мама младшего сына, чтобы не подслушивал. Ребенок не знает, что отец сидит в тюрьме, и даже не спрашивает о нем.
Елена — загорелая девушка со стройными ногами — задумчиво листает распечатку приговора. День Икс приближается: 1 сентября Ваня пойдет во второй класс, а бывшего мужа могут выпустить на свободу прямо из зала суда. И тогда спокойной и безопасной жизни придет конец.
«Скоро суд — я не могу ни есть, ни спать нормально, — устало пожимает она плечами. — Тренировки и учеба отходят на второй план. Не могу оставить мысли о суде. Эти два года, [пока Ярик в тюрьме], — такой кайф: я могу в любой момент выйти из дома, побежать, куда хочу, свободна в своих шагах, мыслях, меня никто не бьет. Вот только Ваня за меня до сих пор боится. Контролирует меня. Как-то вечером задержалась на тренировке в лесу — все, Ваня уже переживает. Вышел во двор и плачет: „Я думал, тебя украли“».
Девушка передает мне приговор и почти шепотом говорит (пока сын обувается):
«А ведь он сидит не за похищение. Увезти человека против его воли — фигня. Суд посчитал, что он меня отпустил. Есть видео, где он меня в сумке из дома вытащил и увез на машине Макса. И он планировал меня украсть — я предоставила суду аудиозаписи телефонного разговора, где он мне говорил: „А я тебя возьму и потащу“. Получается, он каждый день может меня вот так таскать, а потом отделается штрафом. Причем, штраф он выплачивает не мне, а государству. Оно же пострадало больше всего у нас. Я вижу, что меня закон никак не защищает. Вот он сейчас сидит: с ним не работают психологи, ему не снижают уровень агрессии. Он просто отбывает наказание».
Елена говорит, что Фокин ей постоянно звонит из тюрьмы с разных номеров. И показывает список заблокированных телефонов.
«Иногда я беру трубку, чтобы не быть в неведении, знать, какие у него настроения, — поясняет она. — Он говорит: „Ты что думаешь, я выйду и пойду всех убивать? Да не бойся, ничего такого не будет. Я не буду к вам приходить“. Знаю, что врет, но почему-то эти слова меня успокаивают. Говорю ему: „Не лезь в мою жизнь. Ты здесь не нужен. Я не хочу с тобой общаться“. И по его реакции я понимаю, что в голове у него ничего не изменилось».
Елена уверена, когда Ярослав выйдет на свободу, он не оставит ее в покое. Несчастливое совпадение — его мать живет в соседнем доме, и Ярославу будет удобно выслеживать свою бывшую жену и сыновей. За детей Елена боится больше всего,
Возвращается Светослав — ему надоело играть во дворе. Он устраивается на полу, играет в танчики и военных. В отличие от Вани, у Светослава к игрушечному оружию повышенный интерес.
«Мне страшно. Адвокат сказала: „Надо прятаться — нет законов, которые тебя защитят. Надо уезжать“. Но почему меня надо скрывать и изолировать от общества, а не его? — недоумевает она. — Я живу своей жизнью, мне хорошо. У меня здесь налажен быт, я тренирую свою команду».
— Что будешь делать, когда его выпустят?
— Я хочу поставить камеры видеонаблюдения дома и у входной двери. Но понимаю, что они не спасут: захотел убить человека — пришел и убил. Это же быстро, — буднично говорит Елена. Крутит в руках фигурку солдата, с которой любит играть младший сын.
— Боишься, что он выйдет и убьет тебя? — спрашиваю осторожно.
— Конечно, боюсь. Тут 50 на 50: либо убьет, либо не убьет. Я и бегать, наверно, перестану. Пока он на свободе, спокойствия мне точно не будет.
Текст и фото Алены Мартыновой