Как мэрия гонит на улицу человека, у которого сгорело единственное жилье

Михаил Вебер лишился в 2015 году жилья из-за пожара, который начался у соседей. Виновных в пожаре не нашли, ущерб пострадавшему никто не компенсировал, поэтому 40-летний мужчина с массой заболеваний, без денег и нормальной работы оказался в муниципальном общежитии маневренного фонда. На днях ему сообщили, что готовится суд по его выселению из единственного жилья, которое разместилось на семи квадратных метрах. В сложной истории простого человека разбирался корреспондент НГС Илья Калинин. Особо впечатлительным читать материал не рекомендуется.

«Бутылки со спиртом прям взрывались»

49-летний Михаил Вебер (49 лет мужчине исполнится 27 апреля) остался без жилья 13 марта 2015 года. Он жил с сестрой в доме по улице Национальная в Дзержинском районе. Это был частный дом на двух хозяев, и жил Михаил в нем со своего рождения. Ни алкоголиком, ни каким-то асоциальным элементом Михаил Вебер никогда не был: он образован, разбирается в компьютерах и при всем кошмаре, свалившемся на его голову, не растерял чувство юмора.

Весной 2015 года соседи Вебера делали ремонт и монтировали отопительную систему, которая потом и стала причиной пожара. Только пожарные в своем акте ответственных за возгорание так и не указали, точнее указали, что они не установлены. По факту отопительную систему монтировали наемные работники, которых после случившегося якобы найти не удалось.

Жилье Вебера и его сестры пострадало сильно: сгорела крыша, повредился пол, были выбиты окна, двери и всё залито водой. Впрочем, соседская половина тоже выгорела: пожар усилили и бутылки со спиртом, которым, как заметил Михаил, торговал сосед.

— Бутылки со спиртом прям взрывались. Там был центр пожара… К соседям часто приходили покупатели — и днем, и ночью, — вспоминает Вебер.

Мужчина в суд не пошел: признался журналисту, что не подозревал о возможности судиться с соседом и получить компенсацию за восстановление своего жилья. Пожарные же написали в официальном акте, что виновные не установлены. О том, что он мог судиться в течение трех лет после происшествия, Михаил узнал лишь сейчас: в те годы никто ему это не подсказал.