Одна из особенностей украинских народных сказок — изображение картин человеческой жизни средствами аллегории, через образы животных. Коты, козы, собаки, зайцы, лисы, волки, медведи и другие звери в сказках делают то же, что в жизни делают люди. Они разговаривают, ссорятся, женятся, ходят друг к другу в гости, поют, колядуют, идут в суд в поисках справедливости и т.д. В сказках о животных мы видим быт украинского народа и его традиции.
Украинская народная сказка очень колоритная, интересная, хорошо воспринимается и запоминается читателями (слушателями). Одну из таких сказок – «Ивасик Телесик» прочла воспитанникам детского сада №32 «Белоснежка» педагог Ирина Перминова. Слушатели собрались в мини-музее учреждения, стилизованном под славянскую избу. Там Ирина Владимировна рассказала ребятам о домашнем укладе народов, издавна проживающих на Руси, показав предметы, используемые в быту: колысочку и садник.
Колысочка (люлька, колыбель, зыбка, качка) — это маленькая деревянная или плетёная кроватка со спальным местом 40-50 см в ширину и 70-100 см в длину. Основное предназначение люльки — укачивание ребенка.
Чаще люльку вешали в задней части избы, рядом с подтопком. В толстое потолочное бревно вбивали кольцо, на него вешался моток проволоки, так называемый «качок» или вставлялся очеп (позднее — пружина). Затем к ним подвешивалась люлька. Очеп — это длинный берёзовый шест или жердь. Тянулся он в пол избы, а на конце дополнительно вбивали гвоздь и наматывали на него веревку, чтобы люлька не слетела.
Одним из наиболее важных предметов домашнего хозяйства на Руси считалась лопата хлебопечная или садник. Имея вид плоской, широкой лопаты на длинном черенке, предназначался садник для отправки хлеба или пирогов в печь. Изготавливали его из целого куска дерева, липового, осинового или ольхового.
Хлебная лопата вместе с ухватами стояла у печи, и её, как и ухват, обычно не полагалось выносить из дома. В повседневной жизни в отношении хлебной лопаты существовал ряд правил и запретов. После того, как хлеб поставили в печь, хлебную лопату надо было высоко поднять, дотронуться до балки или печной трубы, чтобы хлеб хорошо поднялся. Ставили лопату только ручкой вверх. Запрещалось её использовать не по назначению. Считалось: тот, кто нарушит это правило, будет болеть, дети перестанут расти, хлеб перестанет подниматься, и такой лопатой в дальнейшем пользоваться было нельзя.
Слушая педагога, ребята с интересом рассматривали чугунные утюги, прялку, маслобойню, сундуки, керосиновую лампу, коромысло, домотканые коврики и другую домашнюю утварь, представленную в музее. А затем сами покачали колысочку, убаюкав лежащую в ней куклу, а в импровизированную печь с помощью садника отправили хлеб.
Украинская народная сказка «Ивасик Телесик»
Жили себе муж с женой, и был у них сыночек единственный Ивасик. Как подрос немножко Ивасик, стал просить отца:
— Сделайте мне, батько, лодочку да вёслышко, буду я ловить рыбку и вас на старости лет кормить.
— Куда тебе, сынок, мал ты ещё, — говорит отец.
А он своё: сделайте, да сделайте. Вот смастерил ему отец лодочку и вёслышко, и стал Ивасик рыбачить. Поплывет далеко — дальнёшенько речкой, а мать тем временем ему есть наварит, в два горшочка нальёт. Возьмет рубашечку белую для Ивасика, пойдёт к берегу, станет и кличет:
Ивасику, Ивасику,
Приплынь — приплынь
Ко бережку:
Дам я тебе и есть, и пить,
И хорошо походить.
А Ивасик услышит:
— Да ведь это моей матушки голосок. Плыви, плыви, лодочка, к бережку.
Приплывёт, пообедает, рубашечку белую возьмёт, поблагодарит, отдаст матери наловленную рыбку и снова на речку.
Углядела Ивасика ведьма, да и говорит себе:
— А неплохо было б Ивасикового мясца отведать. Ну-ка заманю я его.
Стала она обеденной порой на бережке, зовёт:
Ивасику, Ивасику,
Приплынь-приплынь
Ко бережку:
Дам я тебе и есть, и пить,
И хорошо походить.
Послушал-послушал Ивасик:
— Нет, не моей матушки это голосок: у моей матушки голосок, как из шёлка, а это такой, как у волка. Плыви, плыви, лодочка, подальше!
Смекнула ведьма, что так не заманит, побежала к кузнецу:
— Кузнец, скуй ты мне такой голосок, как у Ивасиковой матери.
Кузнец сковал ей тоненький голосок, пошла она на речку и уже новым голоском кличет Ивасика:
Ивасику, Ивасику,
Приплынь-приплынь
Ко бережку:
Дам тебе и есть, и пить,
И хорошо походить.
— Вот это моей матушки голосок. Плыви, плыви, лодочка, к бережку.
Только Ивасик на бережок, а ведьма его — цап! —
да и потащила в свою хату. Принесла, да и говорит дочке:
— Вот тебе, Алёнка, мальчонка, зажарь мне его на обед.
— Хорошо, мама, — отвечает Алёнка. — Я уже печь истопила.
— Тогда я за солью пойду, — говорит ведьма, — пока вернусь, чтобы жаркое было готово.
Пошла ведьма за солью, а Алёнка взяла лопату и говорит Ивасику:
— Садись, хлопец, на лопату.
— Да я не умею!
— Садись же, садись!
А Ивасик то руку положит, то голову, а всё не садится, будто не умеет, а потом Алёнке:
— Ты покажи мне, как сесть, я и сяду.
— Да вот же как, гляди!
Уселась Алёнка на лопату, а Ивасик её — хлоп! —
в печь, заслонкой закрыл, там она и изжарилась.
Выбежал Ивасик из хаты, вдруг слышит — ведьма идёт.
Он стремглав на явор влез, спрятался и сидит.
Вошла ведьма в хату, видит — нет Алёнки.
— Ну, проклятая девка! Только я из хаты, а она уже и умчалась. Вот я задам тебе! Что ж, сама пообедаю.
Вытянула из печи жаркое, наелась, пошла улеглась под явором и ну качаться:
— Покатаюсь, поваляюсь, Ивасикового мясца наевшись.
А Ивасик не вытерпел да с явора ей:
— Покатайся, поваляйся, Алёнкиного мясца наевшись!
— А, как ты тут, такой-сякой разбойник! Погоди же, всё равно съем я тебя!
И принялась ведьма явор грызть; грызёт и зубами щёлкает. Видит Ивасик, плохи дела, а тут глядь — гуси летят. Он им:
Гуси, гуси, лебёдушки!
Возьмите меня на крылышки,
Понесите меня к батюшке,
А у батюшки и есть, и пить,
И хорошо походить.
А они говорят:
— Нам некогда, пусть тебя задние возьмут.
И полетели. А ведьма все грызёт, аж трясётся явор.
Подлетели задние гуси, Ивасик к ним:
Гуси, гуси, лебёдушки!
Возьмете меня на крылышки,
Понесите меня к батюшке,
А у батюшки и есть, и пить,
И хорошо походить.
— Пусть тебя последняя возьмет! — сказали, да и полетели.
А ведьма уже так явор подгрызла, что он наклонился, вот-вот упадёт.
А тут летит гусочка; одно крылышко у нее перебито, от стаи она отбилась, да так сама позади и летит. Ивасик заплакал и к ней:
Ой гусочка-лебёдушка,
Возьми меня на крылышко
Да понеси к батюшке,
А у батюшки и есть, и пить,
И хорошо походить.
Пожалела гусочка Ивасика:
— Ладно уж, садись, может, как-нибудь и долетим.
Сел на неё Ивасик, и полетели.
Ведьма как увидела, что Ивасик удрал-таки, рассвирепела да так надулась, что и лопнула.
А Ивасик с гусочкой полетели-полетели да под батюшкиным оконцем и сели.
Стал Ивасик под окошком и слушает, что там старики говорят. А там мать пирожки из печи по два вынимает, кладёт их на окошко да приговаривает:
— Это тебе, дедушка, а это мне. Ивасик из-за окна и отзывается:
— А Ивасику пирожок?
— Ой, старик, — говорит мать, — что-то мне будто голос Ивасика слышится!
— Да где там, старуха, нашего Ивасика уже и на свете нет.
Утёрла старая слезы и опять к пирожочкам:
— Это тебе, дедушка, а это мне. Ну а Ивасик снова:
— А Ивасику пирожок?
— Да нет, старик, — говорит мать, — я хорошо слышу, это он.
Вышли старики за порог, глядь: Ивасик стоит под окошком. Поздоровались, обнялись на радостях и рады-радёхоньки! Мать Ивасику и головку помыла, и рубашечку белую дала, и накормила, а гусочке самого лучшего зерна насыпала.
Так и стали они вместе жить. И до сих пор живут. Да хлеб жуют.