«Если бы вы это видели, вы бы боялись дышать даже в форточку». Рассказ реаниматолога

2020-04-14 14:11:44

ЧТО ПРОИСХОДИТ В СТОЛИЦЕ ПРЯМО СЕЙЧАС?

14 апреля 2020

На утро 14 апреля в России — 18 352 зараженных (из них в Москве — 11 153), 150 умерших (в Москве — 82), 1473 выздоровевших (в Москве — 837).  

Наша героиня, анестезиолог-реаниматолог, работает в московской больнице, которая сегодня принимает пациентов с коронавирусом. По ее просьбе мы не называем имя и номер больницы, но это и не важно. В таких экстремальных условиях, по ее словам, работает сейчас вся система здравоохранения столицы.


— В этой больнице я работаю почти десять лет. Она одна из первых в Москве предоставила койки для пациентов, инфицированных COVID-19. Я сама для себя приняла решение, что пойду работать с зараженными. Никакого принуждения со стороны руководства не было, нам только благодарны за отклик.

Деньги, которые пообещал президент (врачам, работающим с зараженными, будут выплачивать надбавки: в среднем плюс 80 000 рублей в месяц в течение 3 месяцев, медсестрам — плюс 50 000. — «Нация»), тут ни при чем, конечно. Тем более что в Москве зарплаты изначально не такие, как в остальной России. Я пошла, потому что самая взрослая в нашем отделении, остальные — сплошь молодняк; у меня меньше шансов, чем у других, заразить своих близких: я живу одна.


О пациентах, лежащих в коридорах и столовых

Я отработала пока только две суточные смены, но ситуация для меня уже ясна.
Сейчас все говорят о жуткой эпидемии, но это не совсем так. В Москве нет и 2% заболевших от общего числа горожан. Проблема в другом: для нашей системы здравоохранения суточное поступление такого количества больных неподъемно. Если ситуация будет развиваться и дальше так же, то вас, с травмой, опухолью, чем угодно — лечить будет некому.

Сейчас в борьбу с коронавирусом включены уже все: онкоцентры, глазные клиники… Если в учреждении есть так называемая кислородная подводка, оно начинает принимать пациентов с COVID. Хорошо, что это Москва, аппаратов ИВЛ здесь пока хватает. Но новые клиники, построенные специально под коронавирус, заполняются за 2-3 дня.

В обычных больницах творится ужас. Пациенты лежат под завязку в палатах, коридорах, столовых. Не хватает врачей, и день ото дня нас становится все меньше: выпадают врачи, которые контактируют с коронавирусом.
На моей прошлой смене трех медсестер с прямо дежурства привезли в реанимацию. И с каждым днем таких случаев становится все больше.




Соцсети полны такими фото — заторы из машин, заторы из работников скорой в больницах

Надо понимать, что наши больницы разделены на «чистые» и «грязные»: то есть те, которые непосредственно работают с пневмониями и COVID-19, и те, кто таких больных не принимает. Раньше я работала в хирургии, в «чистом» корпусе. И вдруг к нам попадает человек с желудочно-кишечным кровотечением, а при сдаче анализов у него обнаруживают COVID. И он заражает медиков, соседей по палате... Люди должны понять: сейчас надо постараться не ходить на плановые осмотры, операции даже в «чистые» больницы. Если вы живете со своей болезнью 15 лет, потерпите еще немного, отведите от себя риск заражения. И пожалейте медиков.
У нас и в обычной-то жизни врачей не хватало. Особенно анестезиологов-реаниматологов, мы все были на полторы ставки, подрабатывали по разным больницам. Сейчас особенно тяжело.

По официальной статистике врачи не болеют? Понятно. Потому что удобнее говорить, что они заболели вне работы. Это дешевле и не портит статистику.

Нет, я не смотрю статистику. Чтобы не пугаться и не рыдать по вечерам. А люди смотрят, но не верят ей, потому что из их круга общения никто не заболел. И продолжают гулять, ходить друг к другу в гости. В регионах, где статистика пока обманчиво низкая, нестрашная, люди, я думаю, вообще еще очень расслаблены.

В Москве в первую неделю самоизоляции на улицах горожан было немного, это правда, я ездила на работу в пустом метро. Затем, и это очень плохо, город снова наводнился людьми. Цифры заражения, смертности растут, но ужас прошел — потому что больные в тяжелой форме по улицам не ходят, их не видно. А если не видно, значит, ничего нет. Мировосприятие резко меняется, когда неверующие сами попадают в больницу.
Хотя все меняется буквально каждый день. Нам уже выдали электронные пропуска, присвоили qr-коды. Нельзя ходить по городу — только вынести мусор, сходить в ближайший магазин; если тебя ловят на другом конце города, штрафуют.


О способах защиты и самоизоляции

Телефон на смену я не беру. Он лежит в кабинете в чехле для подводной съемки. Телефон — самая опасная вещь. Вы чаще всего подносите его к лицу, берете его грязными руками...
Заклинаю, мойте руки — тщательно и как можно чаще. Научитесь контролировать себя и не трогать руками лицо.
Самое главное: сидите все дома, ради бога! Потому что иначе вы будете выглядеть ужасно. И я вам опишу, как.

Люди, которые лежат и сидят у нас в коридорах, синего цвета. Вдыхают 50 раз в минуту вместо обычных 16-19. Впиваются зубами в кислородные маски, чтобы вдавить в себя хоть каплю сверху. Кашляют кровью. Смотрят на тебя умоляющими глазами, просят о спасении...

Я популярно объяснила? Это жизнь без возможности вдохнуть. И длится это не день и даже не три. Неделями. Мне, проработавшей врачом всю жизнь, кажется, что это самое страшное ощущение — жить, когда тебя постоянно душат.


О том, что каково это — отработать 24 часа в защитном костюме

Моя смена (работаем сейчас сутки через сутки) строится так: я прихожу, мне меряют температуру, выдают средства индивидуальной защиты. Это костюм и респиратор (очки выдали одни на все время, их дезинфицируешь сам). Я переодеваюсь в обычной раздевалке и отправляюсь в свое отделение. Там уже новые пациенты; мне докладывают об их состоянии, говорят, что пытались сделать. А дальше начинается сумасшедший день. Кого-то из пациентов, кого в нормальных условиях ты бы оставил в реанимации, теперь пытаешься перевести в терапевтическое отделение. Потому что на его место надо срочно положить более тяжелого. А к тебе в это же время бегут ошалевшие сотрудники терапии: «Заберите больного от нас к себе, ему плохо!» А куда?! В ординаторскую?

Скорые подвозят и подвозят новых пациентов. В интернете полно видео, какие очереди у наших больниц.

Взятки, блат, личные связи теперь значения не имеют. Еще пару недель назад, обсуждая ситуацию с коллегами, мы говорили друг другу: да, конечно, если ты заболеешь, возьму тебя к себе, будешь под моим присмотром. Сейчас уже об этом речь не идет. Нас, как и всех, заберут по скорой и отвезут туда, где будет койко-место.

Нет ничего более тяжелого и гнетущего узнать, что заболел еще один твой коллега. Ты отработал с ним прошлую смену, а сегодня он на искусственной вентиляции легких.

Врачи после смены не держатся на ногах, в буквальном смысле слова. Что такое костюм, в котором ты находишься сутки? Материал похож на тот, из которого шьют челночные клетчатые сумки. Ты замурован в этот костюм, нет ни миллиметра открытого тела. Ты сутки в очках, которые очень давят, к концу смены на лице появляются синяки и гематомы. Ты в резиновых перчатках — руки не дышат, кожа слезает от постоянной дезинфекции.

Больные вентилируются, лежа на животе. Раз в три часа каждого надо переворачивать. Для этого нужно минимум шесть человек: кто-то держит трубки, кто-то фиксирует; а больные-то разные, есть и те, кто весит по 140 кг. У меня на последних сутках было десять таких переворачиваемых пациентов. Все в искусственной коме. Это очень тяжело — и физически, и морально.

Есть коллективы, в которых полегло очень много врачей. И когда спрашиваешь тех, кто выстоял: «Ну? Что ты делал?», ответ всегда один: следил за руками. Руки должны постоянно обрабатываться, не прикасаться ни к каким поверхностям.

Сейчас построены (и еще строят, и строят) новые больницы, в которых есть шлюзы, есть зоны — «грязная», «чистая».
Очень хорошо подошли к решению проблем частные клиники: они привлекли сразу много врачей. Те работают по шесть часов, потом в специальной зоне раздеваются, моются и переходят в «чистую» часть, где заполняют документы. Некоторые частные клиники сняли гостиницы, даже санатории для своих специалистов — чтобы они как потенциальные источники заражения не выходили в город вообще.

У нас пациенты не лежат в инфекционных боксах, нет спецзон — обычный корпус с палатами. Я вернулась от больного в ординаторскую — и печатаю историю болезни в перчатках. Потом надо поесть, ты снимаешь костюм и начинаешь есть. Я молчу про проблему туалета. Спасаюсь памперсами, потому что мне реально страшно.
Китайские медики, я слышала, тренировались снимать костюмы так, чтобы на кожу не попадали даже мельчайшие капли. Для этого врача в костюме осыпали мукой, ставили на черную простыню, и он разоблачался таким образом, чтобы не потревожить мучную «присыпку».
В нашем больничном туалете, размером метр на метр, снять костюм так аккуратно нереально.

После того, как отработаем 24 часа, занимаемся писаниной, которую никто не отменял, а потом выходим (нет, никакой дезинфекции). До вчерашнего дня возвращались домой в общественном транспорте. Но теперь и нас поселили в гостиницы поблизости.


О том, кто в группе риска

В прошлую смену ко мне поступила таджичка. Она не гражданка России, официально не работает и не платит налоги. Но у нее пневмония: она синяя сидит в коридоре, хватает ртом воздух и молит о помощи. Ее нужно интубировать и класть на аппарат ИВЛ. Но ты ее положишь, и она займет место недели на две. А завтра заболеет кто-то из налогоплательщиков, твоих соотечественников, и ему не достанется этого аппарата. Сложный выбор, правда? Я пока кладу и стараюсь не думать, что там будет впереди.

История с мигрантами — типичная для Москвы и очень острая. В столице много строек, там в бараках скученно живут эти люди. Один заболел — начинается стремительное распространение инфекции. Работая в «чистой» хирургии, я была свидетельницей такого случая: привезли строителя, на которого упала плита. Парня начинают раздевать, а у него из кармана выпадает арбидол. Спрашивают: «Почему он у тебя?» — «Я три дня температурю». Делают тест — коронавирус. Вы можете представить, со сколькими людьми он контактировал в эти три дня? У нас от этого контакта заболел один врач.

Мигранты — контингент очень опасный: их никто планово не обследует, не следит за расселением; а они живут среди нас, ездят в метро, ходят в магазины...

Но все-таки на первом месте в группе риска, как я уже сказала, врачи. Особенно жалко несчастных участковых терапевтов, которые работают без защиты. Мой знакомый, терапевт, чувствовал себя неплохо, ходил на работу. Потом у нас всех взяли анализ на COVID-19. У него тест положительный. Хотя он не замечал за собой ничего странного, ну, было пару раз 37,3, и всё. Его отправили на две недели домой, в самоизоляцию. А дома жена и ребенок. Они попали в больницу с пневмонией.

Второе место, да, мигранты. Третье — армия с ее казармами.

А полицейские, продавцы, водители общественного транспорта идут уже ниже: у них время контакта с зараженными минимальное. Важно понимать, что большое значение имеет длительность контакта и концентрация вируса, который на тебя попадет. Все, кто сегодня продолжает работать, должны чаще мыть руки и не трогать лицо.

 

О поддержке

Врачей пытаются поддерживать. Например, «Бургер Кинг», «Макдоналдс» и другие сети кормят нас бесплатно: нужно только показать справку, и тебе дадут еду на вынос.

Была занятная история с сетью спортивных магазинов. Нам не хватало средств защиты — попросили у них маски для сноркелинга (подводного плавания) в качестве спонсорской помощи. Одна сеть сразу отказала, потому что дорого. А вторая согласилась, но с условием, что мы чуть ли не пожизненно будем их рекламировать. История для врачей малоприятная и унизительная.
Уж не знаю, на каких условиях договорились в итоге, но у нас теперь есть маски для подводного плавания.


О коварстве вируса

COVID-19 — вирус удивительный, с массой своих особенностей. Но они понятны только медикам, поэтому грузить вас не буду. Если совсем коротко, он дает клинические проявления, которые трудно объяснить. К примеру, смотришь компьютерную томограмму легких, а их, грубо говоря, нет. То есть они поражены на 90%. А человек при этом может есть, разговаривать. Хотя при любой бактериальной инфекции он умер бы в течение получаса. Тут же кто-то выкарабкивается, а кто-то умирает. Но всем нужна кислородная поддержка.


О покупке аппаратов ИВЛ частными лицами

Да, я слышала краем уха, что вроде бы богатые россияне бросились покупать себе аппараты ИВЛ — на всякий пожарный (понятно же, что все богатые в лашкери-Коммунарку не поместятся). Но я думаю, что это либо глупость человеческая, либо все-таки фейк. Потому что для этих аппаратов нужны полноценные кислородные станции, которые есть только при крупных больницах. Баллонами вы не обойдетесь, кислорода он расходует столько, что мама не горюй. К тому же нужен целый штат врачей.

Есть, конечно, пациенты, которые находятся на аппаратах ИВЛ всю свою жизнь. Чаще всего у них заболевания, при которых парализована вся мускулатура, в том числе и дыхательная. Но легкие у этих людей здоровые. Поэтому они спокойно вентилируются, грубо говоря, комнатным воздухом. Но это же совсем другая история, никак не подходящая к коронавирусу.


О том, что будет дальше

Я практикующий врач, а не аналитик. Но я уверена, что быстро это не закончится. Месяца два еще будет жестко бить — сначала Москву, потом страну, и только затем пойдет на спад.

Сейчас нет тысяч трупов и всех тех ужасов, которые есть в других странах. Но, наверное, это будет и у нас. Я стараюсь об этом не думать. Но призываю всех к самоизоляции. Она очень поможет нашей системе здравоохранения. Если в больницу будет поступать сто пациентов, а не тысяча, им можно будет оказать помощь. В ином случае придется выбирать — кого подключать к аппарату ИВЛ, а кого нет.

Для полноценного ухода и лечения у одного опытного врача должно быть не более трех пациентов, уже сейчас их в среднем больше десяти.

…Несколько недель назад я в нашем общем чате прочла высказывание одного итальянского врача: «Ребята, если бы вы это видели, вы бы боялись дышать даже в форточку». Тогда я подумала, что это как-то непрофессионально, эмоции, нервный срыв. Сейчас я вышла с дежурства, и у меня в голове только одна мысль. Знаете, какая? Если бы вы это видели, вы бы боялись дышать даже в форточку.

Светлана Ломакина.