Колония — выгодное предприятие, говорят заключенные
Некоторые из осужденных утверждают, что их дела сфабрикованы, другие признаются: сели за наркоту, побили человека — «а он возьми и умри». Но в этом тексте — не о тех преступлениях, за которые идут под суд. А о тех, которые случаются после него, уже в колонии. В ростовских «зонах» поборы и насилие идут рука об руку, утверждают в один голос правозащитники, заключенные, освободившиеся и родственники погибших осужденных.
Галя и тишина
В народе говорят, смерть меняет людей. Галя слышала эту фразу, конечно. Много раз слышала. Когда хоронила бабушку, видела, как заостряются черты лица, впадают щеки. Но прошлым летом пришёл черед отца. Галя посмотрела в гроб и папу не узнала. Мужчина на подушке весил дай бог килограммов пятьдесят и был весь седой — волосы, щетина, брови, ресницы.
— Такое ощущение, что я забрала восьмидесятилетнего дедушку. А не своего 42-летнего отца, — вспоминает Галя.
И все же это был ее папа — Роман Михайлов. Не узнав отца в лицо, Галя кинулась смотреть на шрамы и татуировки. Все было на месте: набитые купола, звезды и масти карт на пальцах левой руки.
В последний раз Галя видела отца живым за полгода до кладбища. Роман Михайлов выглядел на свои 42 и весил около ста килограммов. Слушал приговор суда. Михайлова признали виновным в покушении на убийство и приговорили к полутора годам лишения свободы. К концу 2021 года он уже должен был выйти.
Это был не первый срок Михайлова. Галя вспоминает детство: в нем папа появлялся урывками. Возвращался домой в перерывах между «отсидками», пил, становился вспыльчивым, грубым, поднимал руку на жену, а когда возмущалась дочь, прилетало и ей.
Галя говорит, что все отцовские сроки случились по пьяни: лез в драки, грозил убийством, мог «кого-то порезать». Но до убийства не доходило.
Михайлов грозил и дочери — избил за роман с армянином. Тогда Галя была в положении, на ранних сроках, но Роман не знал о беременности и кричал, что убьет дочь. Кричал так, что соседи перепугались и вызвали полицию.
Но рождение внучки изменило жизнь Романа.
С армянином не сложилось, Галя так и не вышла замуж. А папа, переосмыслив свою роль в семье, успокоился. Рук больше не распускал, старался не пить. Прошли несколько лет. Так долго на свободе Михайлов не был никогда.
Здесь Михайлов выглядит как обычно. Мужчина весил не меньше ста килограмм
Фото: предоставлено Галиной Михайловой
Пару лет назад — 31 декабря, когда семья готовилась отмечать Новый год, мать Романа повесилась. Почему, Михайловы не знают.
И тогда мужчина запил снова.
Вскоре Роман повздорил с деревенскими и угрожал им убийством. После той драки Михайлова поместили в Новочеркасское СИЗО-3.
Он говорил дочери, что попросится отбывать срок как можно дальше от Ростовской области. В апреле Роман своего добился: его вот-вот должны были этапировать в Калмыкию. Галя понимала, что отец поедет в «столыпинском» вагоне — то есть медленно и без связи. Поэтому когда отец перестал звонить, она не встревожилась.
Прошла неделя, две. Тишина.
На Романа это было непохоже. Телефон дочки он знал наизусть, первым делом по прибытию должен был отзвониться — нормально, доехал. В последний раз звонил с чужого телефона, поэтому Галя ткнула в незнакомые цифры.
Ей ответили, что Михайлов вышел из камеры как на этап: с вещами. Вроде уехал, куда — бог весть, может и в Калмыкию, но слухи ходят, что его доставили в «психиатрию» МОТБ-19.
СПРАВКА
МОТБ-19 — туберкулезная больница, подведомственная ГУФСИН по Ростовской области. В 2015 году здесь ввели в эксплуатацию психоневрологический корпус на 120 коечных мест. При полной загруженности больница может разместить 669 пациентов. Находится в центре Ростова, рядом с площадью 2-й Пятилетки.
На следующий день, 29 апреля, Галя стояла у тюремной больницы, ждала папиного врача и плакала. В приемном подтвердили, что Михайлов в психиатрическом отделении. Через пять часов к Гале вышла врач; коротко и с неохотой сказала, что Михайлов под наблюдением, а что с ним такое — извините, медицинская тайна.
У входа в МОТБ-19. Больница находится в центре города
Фото: Евгений Вдовин
Во встрече Галине отказали, сославшись на ковидные ограничения. Тогда она обратилась в ОНК. Правозащитникам в МОТБ-19 ответили, что Михайлов был принят без телесных повреждений. Диагноз мужчины так и не назвали.
Всё то время, что дочь пыталась получить доступ в диспансер, Михайлов лежал «на вязках». То есть привязанным к кровати за руки и ноги, без права пройтись по комнате, сходить в туалет, размять ноги, перевернуться, почесать нос или написать дочери пару строк. А Галя удивлялась, почему медики не передают ей хотя бы отцовских писем.
Гендиректор «Центра правовой защиты инвалидов и лиц с социально значимыми заболеваниями» Олег Сокуренко говорит, что в таком состоянии Михайлов провел больше месяца. Родственникам об этом, разумеется, не сообщали.
Галя наняла адвоката. В первый раз его тоже развернули, сославшись на ковид. Во второй сказали, что Михайлов в реанимации — его прооперировали «на фоне хронического заболевания».
Дочь утверждает, что никаких хронических заболеваний у Михайлова не было.
11 июня адвокат увидел Романа. Тот понятия не имел, зачем его оперировали и что вырезали. Просил поздравить дочку с наступающим днем рождения.
Услышав это, Галя выдохнула. Чужой человек вряд ли бы знал, когда она родилась, а раз папа помнил, значит, находился в здравом уме и его «не закололи».
26 июня в почтовый отдел хутора в Егорлыкском районе, где живут Михайловы, позвонили из тюремной больницы: «Роман Валерьевич Михайлов умер».
Галину так и не пустили увидеться с отцом
Фото: Евгений Вдовин
Дочь уверена, что его убили. На предыдущем сроке он дал показания против администрации колонии и в Калмыкию просился неспроста — боялся мести. В медицинских документах указано, что в «психиатрию» Михайлов попал, потому что «оказал агрессию при переводе в МОТБ-19». Зачем его госпитализировали, когда должны были этапировать в Калмыкию? Хотя про этап в документах нет ни слова.
Согласно документам, при поступлении Михайлова осмотрел начальник отделения и диагностировал острую депрессию. В сухих формулировках — вся жизнь Романа: «рос, развивался в структурно полной семье, в школу пошел в 6 лет, закончил 9 классов». Медики отметили, что Михайлов неохотно вступает в беседу, возбужден, агрессивен.
На руки дочери дали справку, что причина смерти не установлена. В документе за подписью экс-начальника МОТБ-19 Сулеймана Гаджикурбанова сообщили, что Михайлову «в полном объеме оказали медпомощь». Причиной смерти указали тромбоэмболию легочной артерии, отек легких.
Галя заказала независимую судмедэкспертизу. В ее подробном заключении отек легких даже не упоминается. Корреспондент 161.RU ознакомился с ее результатами. Согласно заключению, Михайлов умер от «флегмоны поясничной области, осложнившейся развитием сепсиса, приведшей к развитию декомпенсированной полиорганной недостаточности».
— Там был пролежень размером с лист А4, — поясняет Галя. — Вы можете себе представить, какая это дыра в спине?
Пациентов на «вязках» почти не кормили
Фото: Евгений Вдовин
По данным правозащитников, пациентов «на вязках» почти не кормили — чтобы меньше ходили в туалет. Этим объясняется сильное похудение Михайлова.
Федеральный закон «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании» предполагает, что «вязки» допустимы только тогда, когда «иными методами невозможно предотвратить действия госпитализированного лица, представляющие непосредственную опасность для него или других лиц». При этом за ограниченным пациентом должны постоянно наблюдать медики. Как раз для того, чтобы не было пролежней.
В пресс-службе ГУФСИН по Ростовской области корреспонденту 161.RU сказали, что обстоятельства смерти Михайлова проверяют следователи. Пока идет дело, в ведомстве ничего не могут прокомментировать. Но начальник больницы Сулейман Гаджикурбанов после смерти Михайлова ушел с должности.
Галя говорит, что когда увидела отца в гробу, то сразу поняла, что он был связан долгое время. У Романа была привычка сгрызать ногти под корень.
В гробу он лежал с отросшими — сантиметра четыре в длину.
С заботой о «низких»
В этом октябре правозащитная организация «Гулагу.нет» получила огромный видеоархив, ставший поводом для серии уголовных дел. На записях заключенных подвергают пыткам.
Правозащитники в том числе опубликовали пост о заключенном из Ростова, которого специально этапировали на пытки в тюремную больницу (ОТБ-1) УФСИН по Саратовской области.
На кадрах, снятых видеорегистратором, дончанин лежит привязанный к кровати. На видео заключенного насилуют.
— Это уже пятый раскрытый эпизод унижений и пыток в отношении людей, этапированных именно из Ростова. Эти унижения — часть спецоперации Главного оперативного управления ФСИН России по «ломке» ростовских зон, — утверждают правозащитники «Гулагу.нет».
Заключенных из Ростова посылали этапом на пытки в Саратовскую область, утверждают правозащитники Фото: «Гулагу.нет»
Основатель организации Владимир Осечкин не пояснил корреспонденту 161.RU, в чем заключается спецоперация и почему «ломают» именно ростовские зоны.
Донские заключенные, с которыми общался корреспондент 161.RU, видели публикацию. Жертв они не узнали, но признаются, что тюремных больниц боятся. Хотя бы потому, что там нет лишних глаз. Санитары там — тоже заключенные, только из числа «приближенных», наделенные властью.
Медик, ознакомившийся с документами Романа Михайлова, утверждает, что скорее всего в МОТБ-19 мужчину избили, гематома воспалилась и образовалась флегмона.
Бывший санитар МОТБ-19 признался, что били там всегда, но «есть пределы и есть поводы». За избиения осужденных бывший санитар угрызений совести не чувствует.
Один из пациентов диспансера, Николай Каклюгин, объявлял в колонии сухую голодовку. Он ничего не ел и не пил, на уговоры не поддавался. Мужчину отвезли в МОТБ-19, поскольку усмотрели «суицидальные наклонности». В первую же ночь его поместили в прорезиненную одиночную камеру.
С потолка заботливо свисала веревка.
Наутро Каклюгин возмутился: если врачи считают его склонным к суициду, зачем оставлять веревку? Санитары убрали ее и сделали вид, что раньше веревку не замечали.
Закон запрещает связывать пациентов без консультации психиатра и без постоянного медицинского наблюдения Фото: Евгений Вдовин
Страшное слово в колонии — «галоперидол». Это препарат, который применяют для лечения шизофрении. Алина Налбандян (имя изменено) утверждает, что ее брат провел на «вязках» и под действием галоперидола несколько месяцев, после чего повредился умом. Он отпилил себе мошонку и член крышкой от консервной банки. Заметили это только через несколько часов. К тому времени Налбандян потерял много крови. Его еле спасли.
После этого случая Налбандян неоднократно кидался на сотрудников колонии. За применение силы срок отбывания наказания увеличили.
Сейчас осужденный этапирован на Дальний Восток. Сестра говорит, что ему больше галоперидол не дают. Сознание мужчины медленно приходит в норму. Он в ужасе от того, что натворил.
— Кто кипишует — берут и в дурку закрывают, — рассказывал своему другу Александр Гонтаренко, один из заключенных. Гонтаренко умер от рака этим летом. — Вот сегодня один «отъехал» с дурки, его притащили, чем-то шпиганули — и всё. День полежал и вечером «отъехал». Сейчас второй «отъезжает». Здесь страшно, что делается.
Председатель ростовского ОНК Игорь Омельченко утверждает, что в психиатрическое отделение попадают люди за разное:
— Кто-то поругался с администрацией, кто-то не согласен имущество отписывать. Их закрывают в эту психиатрию, привязывают, обкалывают — это как показатель того, что может быть, если не будешь слушаться, — говорил правозащитник корреспонденту 161.RU в ноябре.
Как «обижают»
Самой «оборзевшей зоной» в Ростовской области называют батайскую ИК-15 — колонию строгого режима. По данным ГУФСИН, на начало 2021 года здесь содержались 1,5 тысячи заключенных. Всего в колонии 19 отрядов по 80–100 человек.
Свой срок в ИК-15 отбывал ростовчанин Антон. Кировский районный суд признал его виновным в убийстве проститутки и приговорил к 10 годам строгого режима. Антон настаивает, что из его квартиры девушка вышла невредимой, а куда потом делась, он не знает.
Вышка батайской колонии Фото: Евгений Вдовин
Наутро к Антону пришли силовики и, как он утверждает, выпытали признательные показания. Тело девушки так и не нашли.
Антон попал в 21-й отряд, смотрящий за которым придерживался воровских традиций. Заключенные спрашивали у Антона, что именно он делал в постели с девушками.
— Лизал — не лизал ли я, извините, — поясняет Антон.
Мужчина ответил, что это его личное дело. Это отряду не понравилось. Пару месяцев мужчина был «под вопросом»: его не пускали в столовую, ограничили в передвижениях, а в оперотдел за заказными письмами посылали с наблюдающим. В колонии мужчина мыл полы.
Периодически Антону предлагали решить вопрос: дать денег или купить стройматериалы для колонии. Антон говорит, что отказался из принципа: мало того что без вины сидит, так еще и зону строить. Еще чего.
На воле его поддерживала подруга. Они решили расписаться. Вместо медового месяца — первое длительное свидание в колонии. Когда оно закончилось, Антон вернулся в отряд и был избит.
— Сломали четыре табуретки, погнули две дужки от кроватей; дальше поволокли в 11-й отряд, в «Кремль», — рассказывает Антон.
В «Кремле» сидел человек, который был «на положении» у воров. Там Антону прилюдно плюнули в лицо.
— Считается, «обижен». Форшманули.
После избиения Антон не мог встать три дня. Говорит, что сотрудникам администрации было неинтересно, почему заключенный лежит.
— Умер бы там — никого бы не коснулось, — считает он.
Родственники мужчины узнали о случившемся и обратились в региональное управление ГУФСИН. Антона перевели в другой отряд — четвертый. Его называют «Остров», потому что там сидели люди, не придерживающиеся воровских традиций.
На «Острове» Антон спокойно работал бетонщиком, потом ушел в гараж. К концу срока — шил.
Сейчас мужчина освободился по условно-досрочному и намерен судиться: защищать свою честь и достоинство так, как это предусматривает закон.
Перед ИК-15 установлен большой черный медведь Фото: Евгений Вдовин
По словам Антона, в колонии были люди, готовые оказывать сексуальные услуги за пачку сигарет. Мужчина видел, что некоторых осужденных пытались вытащить из барака и принудить к сексу. Было дальше изнасилование или повезло, Антон не знает. Про такое мужчины обычно молчат.
Еще Антон помнит, что в отряде был начальник, который заставлял осужденных оказывать ему «сексуальные услуги». Об этом стало известно, и начальника уволили.
Заключенные, с которыми общался корреспондент 161.RU, утверждают, что избиение и принуждение в колониях есть, но это делают другие осужденные, а «государевы люди» просто закрывают глаза. Расхожее мнение, что насильника в тюрьме ждет «расплата», часто ошибочно. Есть деньги — можно жить спокойно. Неважно, какая статья.
Сколько стоит выжить
Правозащитница Елена Елисеева говорит, что поборы в ростовских колониях давно процветают. Она получает письма от матерей, которые переводят деньги «блатным», чтобы защитить сыновей.
Заключенные собирают деньги в «общак». По идее, должно быть так: скидываются кто сколько может. Деньги якобы идут на чай-сигареты, лекарства, нужды ИК. А на деле в каждой колонии — свой прайс-лист.
Например, в шахтинской ИК-9 спокойная жизнь стоит по тысяче с носа. В месяц.
«Мысли о будущем». Картина заключенного шахтинской ИК-9 Артура Согомоняна
Фото: пресс-служба ГУФСИН по Ростовской области
В батайской ИК-15 совсем другая картина, говорит корреспонденту 161.RU один из заключенных. Мы общаемся по сотовому телефону, хотя собеседник редакции приговорен к строгому режиму. В этом ничего удивительного для заключенных нет. Телефонами пользуются многие.
Некоторые осужденные воспитывают детей по видеосвязи. Слышат первые слова. Видят шаги. Делают вместе уроки.
Были бы деньги.
— Все здесь на виду. Любая администрация имеет с этого деньги. Глупо думать, что блатные вымогают деньги и не делятся, — говорит заключенный в ИК-15. — Человек приходит, а ему: «Тысяча-полторы нас уже не разламывают. Это не те деньги, которые надо платить. Хотя бы трешку в месяц».
Три тысячи — это просто чтоб не трогали. Не сдал — бьют, пока не отдашь.
Схема работает так. Зона поделена на локальные участки. Каждый — это огороженная забором территория внутри колонии. На участке — по нескольку отрядов. Выходить за пределы участка заключенный без сопровождения не может.
В ИК-15 пять локальных участков.
Многие заключенные пользуются телефонами
Фото: Евгений Вдовин
— Есть фиксированная сумма. Каждый отряд должен в месяц сдать — это только «общаком» — минимум 150 тысяч. В отряде где-то 80 человек. В «локалке» три отряда. Это 450 тысяч. Деньги смотрящий за отрядом переводит смотрящему за «локалкой». Тот — смотрящему за «общаком». А тот — в «Кремль», где живет блаткомитет. Блатные из «Кремля» дают начальнику оперотдела, потому что он у нас всю движуху педалит. Он решает все вопросы, — объясняет осужденный.
Мама одного из заключенных в ИК-15 подтверждает, что в колонии с ее сына требовали в общую кассу определенную сумму. Где он ее будет брать, никого не интересовало.
«Проси у родных, знакомых, обманывай, унижайся, но деньги достань», — пишет она. Чтобы сына не трогали, женщина платит. — «Не переведу вовремя, записывают в долг. Потом эти долги начинают выбивать».
За телефон и другие блага — свои ценники. Кнопочный обойдется в пять тысяч рублей в месяц. С интернетом — от десяти.
По данным ГУФСИН, в прошлом году в колонии пытались передать 537 телефонов. Последний раз пресс-служба ГУФСИН по Ростовской области отчитывалась о попытке пронести телефон в ИК-15 в этом октябре. Жительница Аксая спрятала мобильный телефон в тубе с гелем для душа и отправила бандероль в ИК-15. Заключенные говорят, что самоуправство блокируют. Телефоны нужно «брать в аренду» и платить.
— Вымогательство — это уголовная статья. Подобная поступающая информация неоднократно проверялась и не находила своего подтверждения. Если у граждан есть факты [нарушения закона], они должны сообщать о ней в компетентные органы, управление собственной безопасности этим займется, — уверяют в пресс-службе ГУФСИН по Ростовской области.
На зоне трудоустраивают. По данным на начало 2021 года, в ИК-15 работают 862 заключенных. Здесь развернуто самое масштабное производство среди колоний Ростовской области. Заключенные делают сельхозтехнику, пластиковые окна, мебель, бытовую химию, бетон, шьют. На производственных участках разные условия труда: где-то оплата сдельная, где-то — фиксированная.
В ИК-15 развернуто самое масштабное производство среди донских колоний
Фото: Евгений Вдовин
По данным ГУФСИН, заключенные получают зарплату не ниже установленного МРОТа. По трудовому договору деньги зачисляются на счет, на руки их не выдают. Отовариться можно в тюремном ларьке или перевести деньги на волю.
Но заключенные, с которыми я общаюсь, утверждают, что зарплаты в колониях копеечные. На бетонном производстве платят больше всего: до трех тысяч рублей.
— Моего здоровья хватило на полгода работы с бетоном. [Стал сильно] кашлять. Понял, что работа выжимает. Уволился, — рассказывает один из заключенных.
На швейном участке платят около 170 рублей в месяц.
— Это насмешка была. Нельзя купить даже пачку сигарет, — говорят в колонии.
Постоянно получать по 150 рублей в месяц получать нереально, утверждают в пресс-службе ГУФСИН по Ростовской области:
— Заключенный мог получить в каком-то месяце 150, если в это время не было заказов на работу, если не выводился на работу по различным причинам или он не выполнил норму выработки. Но средняя зарплата за год будет другая — больше.
Когда заработанных денег на поборы не хватает, «блатные» советуют «искать-суетиться».
Самый распространенный вариант — просить у родственников и близких.
Часто пишут одиноким женщинам: вещают о любви, потом просят помочь на карточку.
Некоторые сидят «на симках».
Это значит, что человек работает со слитой базой телефонных номеров. Проверяет, привязана ли к устаревшим сим-картам банковская карточка. Заключенные перебирают номера, на каждую отправляют СМС с кодом-командой. Приходит сообщение в ответ — значит, к номеру привязана карта. Такую симку выкупают и списывают деньги.
С этой схемой один заключенный может за день заработать до ста тысяч рублей.
Деньги нужны и просто для жизни. Заключенные пишут, что мясо видят только на картинках. Либо когда продукты несут в сторону «Кремля». Изредка осужденным дают вареную морковь. Среди запрещенных продуктов в ИК-15 числится даже сахар.
— Чай в столовой редко когда даже напоминает сладкий. Хотя у барыги в 3-м локальном секторе он [сахар] продается относительно свободно. Откуда он может у него появляться, если ни в ларьке в продаже, ни в передачках в колонию его не пропускают? — пишет один из заключенных.
Источник в ГУФСИН утверждает, что барыг периодически ловят, но вместо них тут же появляются другие. Спрос рождает предложение.
По данным правозащитников, сахар доставляют из продовольственного склада учреждения. Заключенные говорят, что барыга выкупает пряники и прочие тюремные деликатесы сразу при поступлении — и продает втридорога.
На стенах колонии — российский триколор
Фото: Евгений Вдовин
В пресс-службе ГУФСИН по Ростовской области отмечают, что в колониях содержится сложный в «криминогенном отношении контингент» и не все готовы выполнять установленный порядок отбывания наказания. Для таких существует штрафной изолятор. «Осужденные отрицательной направленности», то есть «блатные» — его регулярные посетители.
Но заключенные говорят, что «блатные» часто ходят в джинсах и «вольных куртках». Не всегда их внешне можно отличить от наемных сотрудников учреждения: якобы они даже не носят нагрудные «знаки отличия».
— Блатным позволяют всё, от слова «совсем». Они не ограничиваются в свиданиях, передачах, под прикрытием администрации избивают осужденных, вымогают деньги, торгуют наркотиками и мобильными устройствами. Ты должен играть в азартные игры. Ты должен платить ежемесячные взносы в «общак». Все ремонтные работы производятся за средства осужденных: покраски, укладка плитки, штукатурки, — пишет один из заключенных «пятнадцатой».
В этом январе начальника батайской ИК-15 Александра Никифорова обвинили в превышении должностных полномочий. По версии следствия, полковник принуждал осужденного и его жену за свой счет покупать строительные материалы для ремонта помещений исправительной колонии.
В руководстве ГУФСИН России по Ростовской области утверждают, что борются с любыми нарушениями прав обвиняемых, подозреваемых и осужденных, а уголовно-исполнительная система «открыта для контроля общественных институтов и надзорных ведомств».
Проверки в ИК случаются, но заключенные говорят, что есть много мест, куда проверяющие не заглядывают. Колонии регулярно посещают представители ОНК Ростовской области, но визиты правозащитников становятся всё реже. В 2019 году члены ОНК были в донских колониях 121 раз, в 2020 — 82, по состоянию к 24 октября 2021 года — 42 раза.
По данным на начало 2021 года, в Ростовской области девять исправительных колоний и 12,9 тысячи заключенных. Большинство опрошенных корреспондентом 161.RU осужденных и бывших заключенных из разных ИК говорят, что бьют и пытают либо «обиженных», либо тех, кто не сдает деньги. Они уверены, что систему наказаний в колониях никто менять не будет: удобно, что колония сама себя строит и обеспечивает. Получается слишком прибыльное «предприятие».
https://161.ru/text/criminal/2021/10/26/70215689/