Реанимация воспринимается людьми как некий рубеж: лежать там — значит находиться в шаге от смерти. Заведующая отделением реанимации и интенсивной терапии общего профиля городской клинической больницы Читы Екатерина Бушина считает это утверждение мифом. Мы поговорили с ней о самых ярких случаях из врачебной практики, карьере и ценности человеческой жизни.

— Конечно, в этом ничего странного нет. Путь мною проделан большой. Здесь я с в должности заведующей, а начиналось всё в краевой инфекционной больнице, потом я была врачом скорой помощи на самых разных бригадах, затем в детской больнице на Шилова. С трудилась токсикологом тут, в первой городской. Сначала заведовала отделением токсикологии. Потом открылся новый корпус, и я стала работать в отделении реанимации. Решила остаться тут. И вот снова заведующая.

—

—Обстановка нормальная, рабочая. Мы, врачи, не воспринимаем это так близко к сердцу, иначе не справились бы. Реаниматолог должен быть очень спокойным человеком по складу характера. Здесь никогда не сможет работать холерик, потому что паника, чрезмерная энергия, эмоциональность могут очень навредить пациенту. А они здесь особенные.

—А вот и нет. Какие-то пациенты находятся в очень тяжелом состоянии, но некоторые просто нуждаются в индивидуальном подходе к лечению, к примеру, психиатрические больные или пожилые люди. Они же не на грани, они под чутким наблюдением.

—Да, реаниматологи часто в тени. Хотя без этого доктора никакая операция не может состояться. Но нас это нисколько не обижает. Мы спокойные, как я уже говорила, и не тщеславные. Как коллеги узнали, что сегодня «Чита.Ру» придет, так все из ординаторской сразу же разбежались ().

—У нас четыре реанимации, всего 35–37 врачей. В каждом отделении ежедневно находятся по 13–15 пациентов. Отследить судьбу каждого очень сложно, кто-то перевелся в обычное отделение, кто-то умер. Но бывают те, которые долго у нас находятся. Конечно, их помнишь.

— Была девочка-студентка, которая решила покончить с собой из-за несчастной любви. Она имела медицинское образование и наглоталась таблеток. Девочка пролежала у нас в реанимации больше месяца. Но кора головного мозга погибла, и через месяц пациентке было выставлено так называемое вегетативное состояние. Ее отправили в городскую больницу , в паллиативное отделение (отделение для поддержания жизни неизлечимых пациентов). Там она умерла.

— Достаточно. Наши забайкальские женщины травятся из-за несчастной любви, ссоры с мужем. Вообще тяжелее всего работать с теми, кто совершил обдуманный суицид. Как спасти того, кто не хочет жить?

Мужчины же просто путают [отраву] с водкой. Забежал, нашел бутылек и глотнул. Как правило, это небольшие дозы, мы таких пациентов спасаем. Как-то раз был случай: мужчина позвонил в скорую и говорит: «Не пойму, что происходит: когда пью пиво, то оно выливается через нос!» Оказалось, что несколькими минутами ранее он по ошибке выпил уксуса и у него отекла гортань. Вы понимаете, он испугался не дискомфорта в горле, а того, что не может пить пиво ()!

— Длительное лечение проходят те, кого укусил энцефалитный клещ. Нынешним летом было несколько тяжелых пациентов. Один тридцатилетний мужчина, к сожалению, умер. У коллеги был пациент совсем молоденький, а уже после инсульта. За него мы все так переживали. Когда умер, многие доктора плакали.

— Анестезиолог-реаниматолог еще должен быть хорошим следователем. Когда поступает пациент, то мы начинаем отгадывать разные ребусы и загадки. Больные просто не говорят, что с ними произошло. К примеру, отказала печень. Пытаемся узнать, что происходило накануне. Оказывается, девушка пыталась покончить с собой. А о том, что укусил клещ, мы узнаем, когда спустя несколько часов пациент вспоминает, что ездил в лес.

—

— Как хорошо, что вы это понимаете. Я категорически против. Наркоз нужен только тогда, когда это жизненно необходимо для человека. А в данном случае это просто блажь, неоправданный риск, риск для ребенка. Своим детям я никогда не стала бы это делать для лечения зубов.

—Да, эти звонки мы делаем сами. И это всегда очень трудно, очень тяжело морально. По закону мы обязаны сообщить о смерти в течение двух часов. Особенно грустно, если такие звонки приходятся на Новый год. Люди на другом конце обычно просто молчат в трубку после такого известия или сразу ее кладут. Даже если пациент был безнадежен, даже если родные это знали. Такой звонок — одинаковое горе для всех. Пока телефон не зазвонил, у всех есть маленькая надежда на чудо.

— Точно так же, как и любой другой человек. Вы намекаете на то, что я чаще вижу последнюю? Больше могу сказать про жизнь: она удивительна, ни с чем не сравнима ее ценность. Правда, не все наши пациенты начинают это ценить после выписки из реанимации. Лишь единицы выходят отсюда с четким пониманием: я жив, мне так повезло, впереди еще столько всего!

— Спасаем людей и иногда смотрим салют из окна ().