Мама говорит: «Как страшно».
Я рассказываю ей про поездку в Усть-Илю. Там двое молодых парней совершили суицид в один день, вместе.
Усть-Иля — маленькое село, но не крошечное. По трассам в Забайкалье можно встретить совсем малышек: там всё развалено и тонкий дымок тянется от трёх домов.
В Усть-Иле иначе.
Меня встретили без энтузиазма. И говорить о своих переживаниях с чужой никто особенно не спешил.
Это закрытое село. И очень ранимое. Там могут возмутиться, если про их лес пишешь «редкий».
Глава села Татьяна Викторовна сказала: «Каждый кулик хвалит своё болото».
Но это не так. Не каждый. Вокруг полно людей, которые скажут, что жить в Забайкалье невыносимо и нужно отсюда бежать.
А Усть-Иля купается в любви, хоть сама этого и не понимает. Ещё там есть уважение.
Меня никто не прогнал, хотя могли бы.
Я ходила на местное кладбище. Искала могилы погибших. И нашла, без опознавательных знаков: памятники закрыли венками. Две могилы рядом. Насыпи сплошь утыканы искусственными цветами.
Закрытость местных жителей — вынужденная. Это бережливость и желание избежать лишних домыслов. Может быть, чтобы самим не отвечать домыслами на вопрос «Зачем?»
Каждый кулик бережёт своё болото. Особенно, когда в воздухе висит этот вопрос.
Для меня это тоже акт уважения — то, что двоих погибших похоронили рядом. Их выбор здесь приняли.
Не осознали ещё, но приняли.
Самоубийство странно и очень болезненно осознаётся, совместное — в два раза больнее и дольше. Мне казалось, что люди здесь попытаются быстрее забыть произошедшее. Что семьи выберут похоронить их отдельно. Будто бы не было ничего. Поисков 11 дней. Горечи и непонимания. Слухов.
Я стояла у насыпей свежих могил. Они расположены близко друг к другу. Так обычно хоронят родных.
И поняла, что за всю свою жизнь не видела ещё большего и простого великодушия, чем это.